Из крестьян. С 1899 работал в Тихорецких ж.-д. мастерских. За рев. деятельность неоднократно арестовывался (впервые в 1902) и ссылался. В 1903-07 примыкал к эсерам. С 1909 работал на з-дах Петербурга, принимал участие в создании Союза металлистов, был его пред. С 1914 меньшевик-"оборонец". В 1915 вошёл в состав рабочей группы Военно-Промышленного комитета в качестве её председателя, один из инициаторов и проводников политики гражданского мира между рабочими и буржуазией (движение оборончески настроенных рабочих получило название "гвоздёвщина", "гвоздёвцы"). Участвовал в создании Выборгского рабочего кооператива в период продовольственного кризиса осенью 1915.

В ночь на 28 января 1917 арестован вместе со всей группой, освобожден восставшим народом 27 февраля и в тот же день Гвоздев избран во временый исполком Совета РД, который созвал Петроградский Совет. C 13 апреля член бюро исполкома Петроградского Совета РСД. С 5 мая товарищ министра труда. Участвовал в разработке предложенных Мин-вом труда законопроектов: о примирит, камерах, третейских судах, о гос. контроле над пром-стью, о бирже труда, об урегулировании безработицы и помощи безработным, о введении 8-час. рабочего дня, о договорах о найме, пересмотре законов о женском и детском труде. Предотвратил конфликт между Центр. Советом старост служащих петерб. пром. предприятий с Об-вом фабрикантов и заводчиков, грозивший забастовкой ок. 120 пром. пр-тий: соглашение при активном участии Гвоздева достигнуто 23 мая. Благодаря посредничеству Гвоздева 27-30 июня была прекращена забастовка рабочих Сормовского з-да: в июле помогал прекращению конфликта на Путиловском з-де. Принципиальный сторонник разрешения трудовых конфликтов при помощи орг-ций третейских судов, примирит, камер и т.п. форм. В сент. возглавлял комиссию пр-ва по рассмотрению экон. требований Союза железнодорожников. 19 сент. на заседании Врем, пр-ва настаивал на ассигновании 1 млрд. руб. ж.-д. рабочим. 25 сент. назначен мин. труда. 24 окт. на заседании Предпарламента заявил, что рабочий класс не будет участвовать в восстании.

25 октября арестован в Зимнем дворце вместе с другими членами Временного правительства и доставлен в Петропавловскую крепость, вскоре освобожден. 14 ноября вышел из ЦК РСДРП(о), будучи не со гласным с тем, чтобы в "однородное правительство" вошли и большевики. Входил в состав подпольного Временного правительства, участвовал в его заседаниях. 17 ноября в числе др. подписал обращение "Ко всем гражданам Российской Республики!", 19 ноября ВРК отдал приказ об аресте членов Врем. правительства, подписавших это воззвание, и отправке их в Кронштадт под надзор исполкома Совета РСД.

Весной и летом 1918 участвовал в создании антибольшевистского Собрания уполномоченных от фабрик и заводов. Затем, отойдя от политической деятельности, работал в кооперации. С 1920 на работе в ВСНХ. 25 апреля 1931 коллегией ОГПУ приговорён к 10 годам лишения свободы. 1 июля 1941 Особым совещанием НКВД СССР - к 8 годам. Освобожден 20 апреля 1956. Дальнейшая судьба неизвестна. Реабилитирован в 1989.

После летнего перерыва, мы продолжаем в рамках рубрики «Исторический календарь» . Проект, названный нами «Могильщики Русского царства», посвящен виновникам крушения в России самодержавной монархии ‒ профессиональным революционерам, фрондирующим аристократам, либеральным политикам; генералам, офицерам и солдатам, забывшим о своем долге, а также другим активным деятелям т.н. «освободительного движения», вольно или невольно внесшим свою лепту в торжество революции ‒ сначала Февральской, а затем и Октябрьской. Продолжает рубрику очерк, посвященный яркому представителю рабочего движения К.А. Гвоздеву, проделавшему путь от рабочего-революционера до министра Временного правительства, а затем ставшего узником советских тюрем .

Имя этого героя Февральской революции, в отличие от громких имен Керенского, и Родзянко, знакомо разве что специалистам и узкому кругу любителей отечественной истории. А между тем, (1882‒1956) ‒ фигура, сыгравшая в крушении царского самодержавия далеко не последнюю роль.

Кузьма Гвоздев родился в 1882 г. в мордовской деревне Чекаевка, входившей тогда в Саранский уезд Пензенской губернии. Крестьянин по происхождению, Гвоздев с юных лет пополнил ряды быстро развивавшегося рабочего класса. С 17-летнего возраста он работал в Тихорецких железнодорожных мастерских и практически сразу же включился в революционную деятельность. В 1902 году он был арестован первый раз, затем последовали и другие аресты. О тогдашнем радикализме Гвоздева красноречиво говорит его принадлежность к эсерам-максималистам, отдававшим предпочтение террористическим методам борьбы с самодержавием.

Во время революции 1905 года Гвоздев руководил стачкой железнодорожных рабочих, за что был арестован и два года просидел в Саратовской тюрьме. Затем последовала высылка в Астраханскую губернию, после которой рабочий-революционер снова вернулся к прежней деятельности. Правда, поражение революции и наступившее вслед за ним успокоение страны на время заметно сбавило активность антигосударственных сил. Кузьма Гвоздев в период «столыпинской реакции» работал на заводах Петербурга, принимал участие в создании Союза металлистов, в котором вскоре занял пост председателя правления (1910‒1911). Но его антиправительственная деятельность вскоре снова попала в поле зрения властей, и в 1911 году Гвоздев в очередной раз был арестован и сослан в Вологодскую губернию сроком на три года.

1914 год Кузьма Гвоздев встретил уже меньшевиком-«оборонцем», т.е. сторонником Г.В. Плеханова, А.Н. Потресова и ряда других меньшевистских лидеров, признавших Первую мировую войну со стороны России оборонительной, а потому не принявших явного пораженчества большевиков и скрытого пораженчества меньшевиков-интернационалистов. Впрочем, говоря о партийности в прошлом эсера, а затем меньшевика Гвоздева, следует сделать пояснение. Как отмечал меньшевик Б.О. Богданов, «строго говоря, его (Гвоздева. ‒ А.И.) трудно было отнести к какой-либо определенной партии» . Во многом это объяснялось большей умеренностью Гвоздева, по сравнению с другими революционерами, к которой он пришел к этому времени. «Его позицию всегда характеризовало умение не доводить борьбу до гибели массы рабочих, ‒ вспоминал Богданов. ‒ Борьба, которая приводила бы к уничтожению людей и фактически к ликвидации движения, встречала с его стороны решительное возражение. Мы же часто высказывались в том смысле, что противник должен быть раздавлен без всякого сожаления, что в итоге борьбы и мы и наш противник понесут потери. Гвоздев нередко подчеркивал, что он не видит в этом смысла. По его мнению, борьба в России все время ведется на уничтожение. Жандармы и революционеры, правые и левые и прочие оставляли в итоге кучу изломанных людей и судеб. Он полагал, что настоящая борьба, требующая высокого закала умов, останавливалась, как только она доходила до уничтожения людей. Поэтому он отвергал борьбу на уничтожение, но высоко держал знамя борьбы до победы, но не до смерти. Борьба, доведенная до смерти, дает только смерть, а только в жизни есть прогресс и движение. Эта мысль рождала в нем большое сопротивление по отношению к его оппонентам, и он ее охотно подчеркивал. "Да, я ‒ европейский рабочий, от русских часто веет смертью"».

В 1915 году, работавшего слесарем на Петроградских заводах К.А. Гвоздева, судьба выдвинула на пост председателя рабочей группы Центрального Военно-промышленного комитета (ЦВПК) во главе которого стоял известный оппозиционный политик А.И. Гучков. Созданные предпринимателями с целью мобилизации промышленности для военных нужд, Военно-промышленные комитеты получали от правительства немалые субсидии на выполнение оборонных заказов, однако эффективность их работы оказалась крайне низкой. Полученные от правительства средства (около 400 млн руб.!) шли не только (и не столько) на обеспечение фронта всем необходимым, но и на усиление либеральной оппозиции.

Бюро рабочей группы при ЦВПК возглавил Гвоздев, бывший в то время слесарем телефонной фабрики Эриксона в Петрограде. «Основная работа по созыву Рабочей группы Военно-промышленного комитета пала на плечи К.А. Гвоздева, ‒ вспоминал Б.О. Богданов. ‒ Он обнаружил огромную силу, большие способности, уменье разбираться в обстановке и идеологических вопросах. Главную часть работы делал сам Гвоздев, позднее появились кое-какие помощники из рабочей среды. (...) К.А. Гвоздев ‒ исключительно интересная фигура не только Военно-промышленного комитета, но и рабочего движения вообще. В течение относительно длительного времени он ведет непрекращающуюся открытую линию в защиту идеи рабочего представительства в Военно-промышленном комитете. Он ведет ее самостоятельно, не соглашаясь ни с Плехановым, ни с Потресовым. (...) Самостоятельность решений и поступков была одной из самых примечательных черт К.А. Гвоздева» .

Вступив в союз с либералами, меньшевик Гвоздев стал активно выступать за проведение общероссийского рабочего съезда, видя задачей рабочей группы сочетание пропаганды социал-демократии, борьбы против самодержавия и «оборончества». Впрочем, «оборончество» в этом списке стояло на самом последнем месте и в наказе рабочей группы, как справедливо отмечает О.Р. Айрапетов, «об обороне государства (или даже "страны") не было сказано ни слова» . О нем речь шла в «Общей политической резолюции», правда, в такой форме, что сомнений в характере этого «оборончества» не оставалось. «Русское безответственное правительство, ‒ говорилось в документе, ‒ приняв участие в этой войне, в то же время вело и продолжает вести беспощадную войну с собственным народом, чем и привело страну на край разгрома. Мы заявляем, что виновником всех бедствий является безответственное правительство. Но мы считаем также необходимым заявить, что доля ответственности падает и на Государственную думу, и на политические партии, составляющие ее большинство, которые в течение целого года поддерживают режим военной диктатуры и скрывали от народа правду, а когда замолчать ее было невозможно, не нашли в себе мужества искать в народе опоры для решительной борьбы с режимом, ведущим страну к гибели» . Таким образом, революционный посыл в этом обращении явно превалировал над патриотическим. В скором времени это подтвердили заявления Гвоздева о войне как о несправедливой и грабительской.

Об союзе лидеров либеральной оппозиции с представителями рабочего движения жандармский генерал А.И. Спиридович писал так: «Ген. [К.И.] Глобачев (начальник Петроградского охранного отделения. ‒ А.И.) докладывал, что часть либеральной оппозиции ищет поддержки в рабочих. Раскачать рабочие массы на поддержку Г. Думы должна была Рабочая группа при Военно-Промышленном Комитете. Ей покровительствовали Гучков и Коновалов. Они наивно верили, что сумеют использовать рабочий класс и при их помощи овладеть властью. Создав широкое рабочее движение около Гос. Думы, Гучков надеялся более легко осуществить и самый персональный дворцовый переворот... (...) Находясь под защитой Гучкова, Коновалова и их друзей, Рабочая Группа Военно-Промышленного Комитета смело работала по агитации». На это же указывал и будущий военный министр Временного правительства А.И. Верховский: «Коновалов мечтал создать "пролетарскую армию" под своей командой, чтобы ее усилиями заставить правительство пойти на уступки Думе. Так же думал и . Гвоздев для этого мог оказаться очень полезным» .

ЦВПК ограничил самостоятельность рабочей группы, «умеренность» которой проявлялась разве что по отношению левым радикалам, исключительно тем, что лишил ее собственной канцелярии, но на практике, как отмечалось в бюллетене группы, «это ограничение не дает себя пока чувствовать». Как отмечает историк О.Р. Айрапетов, К.А. Гвоздев и его сотрудники постоянно подчеркивали свою независимость едва ли не по всем вопросам, а начальник Петроградской охранки констатировал, что рабочая группа ЦВПК «с самого начала своего существования занялась исключительно политической работой (...). Это был, так сказать, в малом масштабе совет рабочих депутатов» .

В письме к А.И. Гучкову, призывавшего рабочую группу к сохранению верности «оборончеству», К.А. Гвоздев писал: «В своем письме вы выражаете уверенность, что "светлую будущность" России можно построить на "одолении врага, на победе над Германией". Исходя из этого положения, вы сочли возможным обратиться к нам, организованным рабочим, со словом убеждения. Вам, конечно, известно, что положение страны, ее настоящее и будущее вселяют и в нас великую тревогу. Но вы знаете также и то, что выводы из этого признания мы делаем совершенно иные. (...) Рабочие, стоя за ликвидацию войны самими народами, совмещают это свое стремление с защитой страны, раз ей угрожает опасность разгрома. "Одоление же врага" или "победа над Германией", если в это понятие вкладывать такое содержание, какое в него вкладывают имущие классы, может толкнуть Россию на путь завоеваний, военных насилий, авантюр. "Светлое будущее" ‒ не на пути империализма, даже самого либерального» .

Еще более радикально Гвоздев высказывался в отношении призывов сохранять «социальный мир»: «Ни мира, ни перемирия с руководителями того устаревшего уклада русской жизни, который был всегда враждебен интересам страны и привел ее в настоящее время к катастрофе, мы не признаем. Что касается сохранения социального мира между предпринимателями и рабочими, то прежде всего я должен заметить, что трудно говорить о сохранении того, чего нет и не было. Мы, рабочие, всегда были убеждены в том, что установление социального мира возможно лишь при решительном изменении всех общественных условий, что такой мир, мир в полном значении этого слова, возможен лишь тогда, когда исчезнут самые причины классовой противоположности и неравенства. (...) Порабощение рабочих, а именно к этому и приводит политика социального мира, вообще, в условиях нашей действительности в особенности, неизбежно повлечет за собой распыление и подавление рабочего класса как самостоятельной социально-политической силы. (...) Социальная реакционность значительной части представителей русского промышленного класса затрудняет возможность общего действия и тем укрепляет позицию русской реакции». А на петроградском съезде ЦВПК, состоявшегося в 1916 году, Гвоздев зачитал декларацию, в которой говорилось, что основной задачей рабочего класса рабочая группа считает «борьбу за созыв Учредительного собрания на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права, за немедленное осуществление всех гражданских свобод: слова, собраний, печати, союзов и коалиций, за отмену всех национальных ограничений (...), за широкое социальное законодательство, за восьмичасовой рабочий день, за землю крестьянам и за немедленную амнистию по всем религиозным и политическим делам» . «Его речь, ‒ отмечает О.Р. Айрапетов, ‒ была встречена бурными овациями, а председательствующий Коновалов даже не сделал попытки прервать выступавшего. (...) Гвоздев открыто ставил под вопрос цели войны, фактически призывал к миру "без аннексий и контрибуций", обвинял правительство в том, что оно развязало преследование евреев, мусульман и финляндцев, готовит "общероссийский погром", преследует Земский, Городской союзы и ЦВПК. В его словах содержался весьма слабо замаскированный призыв к революционному перевороту» .

В 20-х числах января 1917 года К.А. Гвоздев на заседании бюро ЦВПК заявил, что рабочая группа в сложившихся условиях (арест московской рабочей группы) больше работать не может. 24 января 1917 года, как вспоминал генерал А.И. Спиридович, рабочая группа ЦВПК распространила среди рабочих прокламацию, в которой говорилось: «"Рабочему классу и демократии нельзя больше ждать. Каждый пропущенный день опасен. Решительное устранение самодержавного режима и полная демократизация страны являются теперь задачей, требующей неотложного разрешения, вопросом существования рабочего класса и демократии... К моменту открытия Думы мы должны быть готовы на общее организованное выступление". "Пусть весь рабочий Петроград к открытию Думы, завод за заводом, район за районом, дружно двинется к Таврическому дворцу, чтобы там заявить основные требования рабочего класса и демократии". "Вся страна и армия должны услышать голос рабочего класса. Только учреждение Временного Правительства, опирающегося на организующийся в борьбе народ, сможет вывести страну из тупика и гибельной разрухи, укрепить в ней политическую свободу и привести к миру на приемлемых, как для российского пролетариата, так и для пролетариата других стран, условиях"» .

Не отреагировать на подобные призыва власть не могла, и в ночь на 27 января ею были арестованы 10 из 11 членов рабочей группы ЦВПК, среди которых был и К.А. Гвоздев. «Охранное Отделение видело, что надо действовать, ‒ вспоминал Спиридович. ‒ Ген. Глобачев, опираясь на последнее выступление Рабочей Группы, представил министру обстоятельный доклад о работе и планах Гучкова, Коновалова и Рабочей Группы и просил разрешения арестовать их всех. Протопопов не соглашался и, по настоянию Глобачева, собрал у себя совещание, на которое пригласил своего друга Курлова. Генерал Курлов поддержал Глобачева. Протопопов согласился на арест, но только одной Рабочей Группы. И то, по его решению, аресты должны были быть произведены по ордерам военных властей. Так министр общественник боялся Г. Думы. (...) Данные обысков были блестящи. Всем были предъявлены формальные обвинения в государственных преступлениях. О происшедшем было сделано правительственное сообщение. Удар был неожиданный и жестокий. Гучков и Коновалов, спасенные от ареста Протопоповым, забили тревогу и стали хлопотать за арестованных. (...) Однако правительство не отступило перед шумихой в деле Раб. Группы. Только премьера Голицына Гучкову удалось убедить, что Группа вела высоко патриотическую работу. Арестованные оставались в крепости» .

Оказавшись на свободе в дни Февральской революции, К.А. Гвоздев принял самое активное участие в организации Совета рабочих и солдатских депутатов. На первом собрании он был избран в исполком в качестве члена президиума, заведующим отдела труда и секретариатом. По оценке социалиста Н.Н. Суханова, «это был также один из главных советских работников и одна из интереснейших фигур первых месяцев революции» . «Кузьма Гвоздев, ‒ продолжал Суханов, ‒ ...с первых же дней стал главной основой всего дела труда в центральных советских учреждениях. (...) Положение Гвоздева было тем труднее, что (...) в распоряжении Гвоздева не было (...) популярности. Самородок-пролетарий, он возглавлял правое оборончество, социал-реформизм и оппортунизм в практике рабочего движения военно-революционной эпохи. Это течение не имело никакого кредита... ...Кузьма Антоныч по праву занял место "советского" министра труда, но взятый из гучковско-коноваловского "военно-промышленного" гнезда, Гвоздев в соответствии с этим, по своему направлению, по тенденциям и тяготениям не мог не держать курса на достойного члена Временного коалиционного правительства и на весьма подходящего министра труда (без кавычек) в кабинете Керенского. Ни подобный тип рабочего деятеля, ни подобный курс не могли ни создать популярности среди искони большевиствующего великорусского пролетариата, ни тем более поддержать популярность махрового соглашателя и капитулятора перед буржуазией в эпоху революции... (...) Во многих и многих случаях Гвоздев обнаруживал не только здравый смысл, но и большую гибкость мысли. Он был часто оригинален и всегда интересен этой бьющейся мыслью. И я всегда с неизменным интересом и, скажу, с немалой пользой внимал не особенно красным и бойким, довольно корявым речам моего постоянного противника в Исполнительном Комитете. Да не один я, а и все руководящие сферы справа налево прислушивались, когда Кузьма Антоныч начинал речь со своей урезонивающей манерой и своим неподражаемым, органически с ним слитым первобытным говором: "Господа... ведь теперича... мы занимаемой... дело в тем, что..."» «Гвоздев был коренастый широкоплечий человек с открытым взглядом немного выпуклых глаз, с густой шапкой волос. Живой и веселый, он держался просто, без претензий, по-рабочему», ‒ вспоминал А.И. Верховский.

В мае 1917 г. Гвоздев вошел в состав первого коалиционного Временного правительства в качестве товарища министра труда. Пиком политической карьеры рабочего-меньшевика стало его назначение 25 сентября 1917 года министром труда. Как утверждал А.И. Верховский, этого назначения добивались Коновалов и Терещенко. Однако министерский пост Гвоздев занимал всего лишь месяц, ‒ 25 октября 1917 года власть в стране захватили большевики. Его арестовали в числе прочил министров Временного правительства и заключили в Петропавловскую крепость. Но уже через 3 дня Гвоздев был выпущен на свободу.

С октября 1917 до конца 1918 г. К.А. Гвоздев был заместителем председателя рабочей кооперации Петрограда и окрестностей, одновременно (весной-летом 1918 г.) участвуя в создании антибольшевистского Собрания уполномоченных от фабрик и заводов. Отойдя вскоре от политической деятельности, Гвоздев, ставший с 1919 г. беспартийным, некоторое время работал в ВСНХ. В 1920 г. рабочий-революционер был арестован ВЧК и провел месяц в заключении. После освобождения Кузьма Антонович вернулся к советской службе, работая в Союзе металлистов, уполномоченным по Украине, а затем ‒ при Центросекции на юге. Он также трудился в ВЦСПС в отделе научной организации труда, был начальником Центрального бюро нормирования труда в НКПС и заместителем председателя правления ВСНХ. Последней должностью, которую занимал бывший руководитель рабочей группы ЦВПК, стала должность заведующего планово-экономической частью одного из секторов Паровозо-вагоно-дизельного объединения (1930).

12 декабря 1930 года К.А. Гвоздев был арестован и приговорен весной 1931 года коллегией ОГПУ за мнимую причастность к «контрреволюционной антисоветской организации меньшевиков» к 10 годам тюрьмы. Изучая во время заключения марксизм-ленинизм, Гвоздев, по его собственным словам, стал сторонником ВКП(б), однако это «прозрение» не спасло его от новых тюремных мытарств. После окончания 10-летнего срока в 1941 году, Гвоздев снова был осужден НКВД на 8 лет. Выйдя на свободу, бывший революционер был сослан в ссылку в Красноярский край, где крайне бедствовал. Обретя право покинуть спецпоселение лишь 30 апреля 1956 года, Гвоздев прожил на свободе менее двух месяцев, ‒ 26 июня 1956 года его не стало.

«Взятый от заводского станка в политические лидеры и министры, а затем с министерского кресла через тюремную камеру вновь переданный заводскому станку» (выражение Н.Н. Суханова), русский рабочий Кузьма Антонович Гвоздев стал одной из многочисленных жертв революции, на которую он возлагал свои надежды и торжеству которой способствовал своими действиями. Проведя в «стране победившего социализма» четверть века в местах лишения свободы, он своей судьбой в очередной раз подтвердил высказывание французского жирондиста Пьера Верньо о революции, пожирающих собственных детей...

Подготовил Андрей Иванов , доктор исторических наук

, Пензенская губерния - 26 июня ) - русский революционер, деятель Временного правительства, меньшевик .

Биография

Из крестьян. С 1899 года работал в Тихорецких железнодорожных мастерских. Во время Революции 1905 года примкнул к революционному кружку, руководил стачкой железнодорожных рабочих, был арестован и два года просидел в Саратовской тюрьме. Член ПСР (эсер-максималист) с 1905 по 1907 год, затем вступил в РСДРП . Саратовской судебной палатой был осуждён и выслан в Астраханскую губернию на четыре года. С 1909 года работал на заводах Петербурга, принимал участие в создании Союза металлистов. В 1910-1911 годах председатель правления профсоюзов металлистов в Санкт-Петербурге . В 1911 году арестован, сослан в Вологодскую губернию на три года. С 1914 года - меньшевик-«оборонец», работал слесарем на Петроградских заводах. В 1915 году - председатель рабочей группы Центрального Военно-промышленного комитета . Участвовал в создании Выборгского рабочего кооператива.

В ночь на 28 января 1917 года вместе с другими членами рабочей группы арестован за призыв к рабочим выйти на улицу с призывом свергнуть самодержавие, сидел в Крестах . Во время Февральской революции освобожден. Принял участие в организации Совета рабочих и солдатских депутатов . На первом собрании избран в исполком в качестве члена президиума, заведующим отдела труда и секретариатом. Член ЦК РСДРП(м) . Участвовал в разрешении конфликтов между рабочими и владельцами предприятий. С 25 сентября 1917 года - министр труда во Временном правительстве .

Во время Октябрьской революции арестован вместе с другими членами Временного правительства. Освобождён через 3 дня. С октября 1917 до конца 1918 года заместитель председателя рабочей кооперации Петрограда и окрестностей. Весной-летом 1918 участвовал в создании антибольшевистского Собрания уполномоченных от фабрик и заводов. Затем, отойдя от политической деятельности, работал в рабочей кооперации, а с 1920 года в ВСНХ . С 1919 года - беспартийный.

В 1920 году был арестован ВЧК, провёл 1 месяц в заключении. Работал в Союзе металлистов, уполномоченный по Украине, затем при Центросекции на юге (до июня 1920 г.). Трудился в ВЦСПС в отделе научной организации труда до октября 1920 года, начальник Центрального бюро нормирования труда в НКПС до февраля 1921 года, заместитель председателя правления ВСНХ . В 1930 году был заведующим планово-экономической частью сектора реконструкции Паровозо-вагоно-дизельного объединения.

12.12.1930 был арестован. 25 апреля 1931 года коллегией ОГПУ по ст. 58-7, 10, 11 УК осуждён на 10 лет тюрьмы. Срок отбывал в Орловском политизоляторе в одиночке. Изучал в заключении марксизм-ленинизм , и, по его словам, стал сторонником

6

Правильно говорят: тюрьма да сума дадут ума. В чём хочешь дадут. Прежде-то Козьма по пустякам попадал, сразу и выпускали. А теперь предъявили 102-ю статью Уголовного уложения: преступная организация, направленная на свержение…

Как и вся Рабочая группа, арестован был Козьма Гвоздев 27 января – но пристигло это его при воспалении лёгких, и дали ему три недели дома отлёживаться, только вот пять дней, как в тюрьму забрали. А ребята уже здесь и месяц.

Дома-то лежать куда полегше – и притекают новости, и газеты читай, и можно письмо отослать-получить, и знал Козьма, как весь рабочий Питер перебудоражен арестом их Группы, и Гучков хлопотал грозно. Поднялся шум в их заступу, и не было туги, что вот теперь им сидеть долго, никакого тяжкого наказания не должно бы лечь: ни на кого же не опускалось, всё в стране плыло как пьяное, и вон даже убийц не арестовывали, – хотя нашего-то брата всегда легче сажают, а возвышенных – не-е… Но с ареста Группы был Козьма как в спине переломан, как палками избит весь: дело делал неправильное? или неправильно? Значит, не совладал все концы стянуть, не укрепил, как надо. Да как его было от начала делать? Большевики кричали: стачколомы! предатели! А большие газеты писали: «они – настоящие патриоты», – и так заляпывали перед большевиками. Но самим заявить: нет, мы не патриоты! мы революционеры! – перед большевиками всё равно не оправдаешься, а перед правительством будешь изменник, тут вас и разгонят.

Так ведь – и патриоты.

Кузьма Гвоздев, глава Рабочей группы, министр труда одного из составов Временного правительства

То и обидно, такое положение: ни в какую сторону не оправдаться, хоть вовсе дела не делай.

За эти месяцы почтил Козьму двумя письмами сам Церетели из ссылки. И ведь скажи: в Сибири сколько лет, а понимает дело лучше многих питерских. Да, Ираклий Георгиевич, написал ему Козьма, вот так и я ищу-добиваюсь: кроме нужд рабочего класса есть же и нужды самой промышленности, не останавливать её нашей борьбой. И есть нужды воюющей страны и армии. И всё это надо суметь зараз пролить через одно русло. И в Европе как-то же умеют, а почему не мы? Да военное поражение России и отзовётся раньше всего на ком? – на нас же, рабочих. Классово борись-борись, но не так же, чтоб войну пропереть.

А что ж – пушки хлопайте, чем хотите? А наших кройте в окопах – не жаль?…

Но приехал в декабре французский министр труда, и хоть в груди темнилось, в голове темнилось, а выговаривал Козьма за быстроспешными советчиками: «Ознакомить через вас пролетариат и демократию Франции и весь цивилизованный мир, как русское правительство собственными руками разрушает оборону и стремится погубить свою страну. При удобном случае оно не задумается совершить и ещё одно клятвопреступление, предать своих союзников». Объявились в декабре германские мирные предложения, и совали секретари речь: «добиться контроля пролетариата над действиями дипломатий!». И другие члены группы, два десятка, поддаваясь чужому уму, выступая там и сям – чего только не наболтали. Ещё удивляться, что правительство столько времени терпело. С декабря уже так и зажалась группа: не большевики ворвутся громить, так полиция, и отправят всех в Сибирь. 3 января из Военного Округа пришло Гучкову письмо: «Рабочая Группа – противоправительственное сообщество, обсуждающее низвержение правительства и заключение мира. Поэтому на каждом заседании Группы должен присутствовать специально назначенный чиновник». Всего-то! во время такой войны имеет правительство такое право, а помеха будет только листовкам. Так Борис Осипыч Богданов, главный теперь секретарь Группы, напёр: «Не допустить такого издевательства над свободой!» На следующие дни являлся чиновник – отменяли заседание, собирались втихомолку. Тут подходила сессия Думы – и наседал Богданов: демократия должна вмешаться в затянувшееся единоборство между цензовым обществом и самодержавием! самое время ударить! И так объяснял обоесторонне: если и дальше терпеливо сдерживаться – это значит пропустить роковой момент небывалого престижа царской власти; а если вызвать рабочий Петроград на улицу, но в неудачный момент – этот призыв может стать роковым для Рабочей группы. Но и жертвы только тогда преступление, когда они излишни для революционного дела. Предпочтительней всего – петиционное движение, но с революционными лозунгами.

И всё это теперь проводилось не в заседаниях Группы между членами её, сокрыто, и сокрыто же слались агитаторы по заводам готовить выступление к созыву Думы. А тут – задержали нескольких членов московской группы (и Пумпянский попался там), обыскали непримиримую самарскую, – и Богданов заметался: момент борьбы пришёл, нельзя упустить! И принёс – «Письмо к рабочим всех фабрик и заводов Петрограда». Де – собирайте собрания, читайте и обсуждайте. Пользуясь военным временем, правительство закрепощает рабочий класс. Ликвидировать войну должен сам народ, а не самодержавие. Насущнейшая задача момента – учреждение временного правительства! Демократии нельзя больше ждать и молчать! Теперь мы выросли, и пойдём не там и не так, как 12 лет назад к Зимнему Дворцу, – мы пойдём с властными требованиями, и пусть не будет среди нас ни одного изменника, который скрылся бы домой от общего дела!

Страсть не хотел Козьма такое пускать – но и удержать не мог. Да каково бы Рабочей группе смолчать, если даже бунтующие баре поносили самодержавие хуже нельзя. И никого их не трогали!

Против сердца, из последних, выпустил воззвание.

И ещё две недели после того не арестовывали Рабочую группу.

Бунтующих бар – не трогали, а рабочую скотинку – всё ж схватили.

Кому что дозволено.

А Ацетилен-Газ – сбежал, не попался.

И кто только не донимал Рабочую группу в предательстве. А вот все они свободные остались, а Рабочую группу посадили.

Тюрьма да сума дадут ума.

Обидно, что Сашка Шляпников, небось, торжество правит: вот, мол, лакеи, – служили вы, служили, за свою службу и в тюрьму угодили. А я всё время наперекор – и на воле.

Только Александр Иваныч Гучков и защищал их: по арестному следу тотчас собирал видных думцев, печатал заявление, что это – тяжёлый удар по национальной обороне, погашает в массах веру в плодотворность общей работы и только усилит брожение в рабочей среде. Да Коновалов выступал в самой Думе, что Рабочая группа была патриотичной, служила обороне и умиротворению политических страстей; что Рабочая группа была оплотом против других опасных течений в рабочей массе, а правительство бессмысленно разрушило её; совсем же не вмешиваться в политику рабочие никак не могли, когда все другие вмешиваются, а правительство – так прямо ведёт страну к гибели.

Козьма и его однодельцы в Крестах уверены были, что Протопопов уже сам напугался, их арестовавши, что правительство не выдержит, долго им сидеть не придётся.

Гнело Козьму не то, что из тюрьмы не выпустят, – а то, как ему на воле жилось под травлей. И как он с делом не управился.

Нет в жизни простоты и прямого пути, а всё закручено и у всех головы закрученные. И меж ними вот – равновесь.

И гучковский комитет – тоже вода тёмная. За отечество они вроде и стояли, а денег своих тоже нигде не упускали, даже и сильно приращивали. За отечество – да, но и власть в том отечестве они хотели сами захватить, это верно.

Уже из-под домашнего ареста, сносясь, передал Козьма и убедил: не надо к открытию Думы общей забастовки. А – все к станкам. Дольше бастуем – свои же силы ослабляем. Наши же интересы зовут нас к станкам.

Как мог, так вёл Козьма. Настрелился. Всё что-то упускал, не так делал, прошибался, и все были недовольны. А посадили – заботы с плеч. Отдохнуть теперь на тюремных нарах.

Да не отдыхалось, скребло. Не манило и освобождение: опять идти в контору на Литейный, и опять всё та же затурмучка.

Пока в тюрьму принимали – прикоснулся Козьма и уголовников. И опрокинулось всё, как ни царя нет, ни Думы, ни социал-демократов, – а вот упрут сейчас твои любимые сапоги с лакированными голенищами, на пол не ставь, да смотри и с ног не снимут ли. Четвёртый десяток жил Козьма в исполегающем слое, ниже которого будто и не бывает. А вот, узнавалось, и пониже вас люди есть: тёмные, буйные, от которых и самое скромное имущество береги, да опасайся, чтоб они тебя самого революционно не сковырнули. На воле такие люди порознь живут, на село, на слободу – один-два, конокрад или вор известный, жулик, мазила, порою в шайки стягиваются, но шайками вместе их никто не видит, а в тюрьме они вот собраны. Поглядишь: а вот ежели эти когда плечами двинут соединённо – так что будет?

А приняли Гвоздева в больничную камеру, и тут нашёл он двух своих – Комарова с Обуховского и Кузьмина с Трубочного. Жалко не с Богдановым. Пока по одиночкам их не рассовали – заняли три койки рядом, – и уж вот толковали вдоволь.

В каменном мешке – а думка вольна.

Перетолковали все рабочегруппские дела – и ни хрена не вывели: как же им правильно было?

А ещё жив, невесть где, Ушаков – наш, рабочий. Заклевали его. Он тоже говорил: зачем нам царя свергать? Трудящийся не может быть у власти, потому что необразован. А захватят власть господа интеллигенты. Так лучше пусть царь призовёт выборных от народа и будет с ними советоваться. Вроде и верно, а?…

А ведь был же и Зубатов, вспоминали теперь с ребятами. Зубатова тоже прокляли социал-демократы: и чтоб его не вспоминать иначе, как чёртом. А он, с крупных полицейских постов, то же самое говорил рабочим: зачем вам конституция? зачем вам политические свободы? – всё это нужно только вашему врагу, буржуазии, чтоб усилиться самой, и против власти, и против вас же. А вам нужен 8-часовой рабочий день и повышение заработков, – так этого вам самодержавие ещё лучше добьётся от фабрикантов, вы ему – верные сыновья, правительство вас и поддержит, а буржуазия – она-то и бунтует против государства.

А может и верно?

И одно время, в их троих ещё неразумную молодость, говорят, зубатовцы брали в Москве полный верх, и социал-демократов забили.

А вот, почему-то не вышло.

Надёжа рабочего – только свой брат рабочий, верно.

Ежели переворот, то без образованных – никак не обойтись ведь. Как же без них страною управить? Ведь на какое ремесло кого нанесло. Государство вести – обык особенный.

А доверься образованным – они сразу и запутывают.

Закружилась, запуталась и Рабочая группа – и всё рабочее дело – и даже матушка Русь – и нет концов.

Уж поздно было, а сон в башку не входил, отоспались тут.

Раскинулся Козьма на койке, руками-ногами на все четыре угла, волоса его вольные вперепут, с верхней губы чуть усишки покалывают, не брил их этот месяц домашнего ареста, – и смотрел, смотрел в свод потолка. Беловато-серый, ровный, а где отколуп, где пятно – на каждое смотришь как на что-то важное, койкой плывёшь под ним, как под небом.

Ах, во том ли стружке, во снаряженном…

А свои ребята рядом подвзяли:

Удалых гребцов сорок два сидят.

Как это с песнями? Совсем о другом, а о твоём тоже:

Как один-то из них, добрый молодец,
Призадумался, пригорюнился.

Ещё и от другой стены стали вытягивать – наше-то, общее, все знают:

Эх, вы братцы мои, вы товарищи!
Сослужите вы мне службу верную…

А просить-то – изо всего целого мира только и осталось, только и выдохнуть:

Киньте-бросьте меня в Волгу-матушку,
Утопите вы в ней грусть-тоску мою…

Так попели немного, всё протяжные, всё грустные, – на сердце помаслилось, утишело.

И так, волос не распутавши, в подружку-подушку – унеси меня на ночь, да подальше!

Введение

Кузьма́ Анто́нович Гво́здев (1882, д. Чекаевка Саранского уезда Пензенской губернии - 26.6.1956 ) - русский революционер, деятель Временного правительства, меньшевик.

1. Биография

С 1899 работал в Тихорецких железнодорожных мастерских. Примкнул к революционному кружку. Во время Революции 1905 г. руководил стачкой железнодорожных рабочих. Саратовской судебной палатой осужден, был выслан в Астраханскую губернию на четыре года. С 1909 работал на заводах Петербурга, принимал участие в создании Союза металлистов. В 1910-1911 председатель правления профсоюзов металлистов в Санкт-Петербурге. В 1911 арестован, сослан в вологодскую губернию на три года. С 1914 меньшевик-«оборонец». В 1915 - председатель рабочей группы Центрального Военно-Промышленного комитета. Участвовал в создании Выборгского рабочего кооператива.

В ночь на 28 января 1917 вместе с другими членами рабочей группы арестован за призыв к рабочим выйти на улицу с призывом свергнуть самодержавие. Сидел в Крестах. Во время Февральской революции освобожден. Принял участие в организации Совета рабочих и солдатских депутатов. На 1-ом собрании избран в исполком в качестве члена президиума, заведующим отдела труда и секретариатом. Участвовал в разрешении конфликтов между рабочими и владельцами предприятий. С 25 сентября 1917 - министр труда во Временном правительстве.

Во время Октябрьской революции арестован вместе с другими членами Временного правительства. Освобождён через 3 дня.

Весной и летом 1918 участвовал в создании антибольшевистского Собрания уполномоченных от фабрик и заводов.

Затем, отойдя от политической деятельности, работал в рабочей кооперации, а с 1920 в ВСНХ.

25 апреля 1931 коллегией ОГПУ по ст. 58-7, 10, 11 УК осужден на 10 лет тюрьмы. Срок отбывал в Орловском политизоляторе в одиночке. Изучал в заключении марксизм-ленинизм, и, по его словам, стал сторонником ВКП(б). После окончания первого срока 1 июля 1941 ОСО НКВД СССР осуждён на 8 лет. Осталось 3 детей. По окончании срока сослан в село Дзержинское Красноярского края в ссылку. Болел, бедствовал, писал письма Сталину, Ворошилову. 30 апреля 1956 освобожден от спецпоселения. Умер 26 июня того же года.

Литература

Самборский Я. Ю. Материалы к биографии К. А. Гвоздева в Российском государственном архиве экономики // Археографический ежегодник за 1995 год. - М., 1997. - С.116 - 119.

Список литературы:

Российские социалисты и анархисты после Октября 1917 года - биографии

Источник: http://ru.wikipedia.org/wiki/Гвоздев,_Кузьма_Антонович